И когда друг друга проклинали,

(А. Ахматова)

Ты опять застрял в ванной, и мне одновременно хочется пойти подолбиться, сердито крикнув, что ты там уже почти час, и в то же время сидеть и смотреть на дверь. Ты там. Ты снова пришёл. Ко мне. Ради меня.

Пусть только ради тела, ради секса – зачем бы тебе это ни было нужно именно от меня, учитывая, как богат твой выбор – но ты пришёл. Ко мне. И даже не брезгуешь пользоваться моей ванной.

По часу.

Утонул ты там, что ли?

Я пнул всё-таки дверь ванной и мстительно крикнул, что ваше время вышло, больше прятаться нельзя. Или что-то в этом роде – я иногда так делаю. Ты обычно особо не реагируешь. Вот и теперь ты величаво выплыл из водяного пара лишь тогда, когда сам счёл нужным, окинул меня томно-разморенным взглядом, заставив в очередной раз заподозрить, что ты попросту уснул в горячей воде, и прошествовал к кровати. Это было негласным приглашением с интонациями приказа.

Я как обычно закатил глаза и плюхнулся рядом, искоса поглядывая на тебя и усмехаясь:

-           Ясон, в такие минуты ты похож на большого пушистого кота, нажравшегося сметаны.

Ты снисходительно покосился на меня и так же величаво качнул плечом:

-           Ничего подобного, - на мгновение помедлил, и вдруг метнул мягко-хищный взгляд из-под ресниц, снова обманув меня якобы расслабленным и сонным видом, - ты подготовился?

Я, конечно, давно не краснел, но каждый раз от подобных вопросов что-то сжималось внутри, и мне было не по себе. Наверное, так себя чувствовала бы мышь, попадись она в когти коту в марте месяце, когда ему даже еда кажется не таким уж плохим сексуальным объектом. Только мой кот ещё и требовал заблаговременно приготовить себя, а то потом «отвлекаться на всякую ерунду» ему не хотелось. Проще говоря – не хочешь боли, смазкой пользуйся, пока кот застрял в душе. Хочешь отсрочить – подопри дверь… хотя всё равно не заметит.

Я на мгновение задумался – не заметит, потому что ванна ему интересней, и будет там торчать так долго, что от старости умрут все жители дома, и подпорка вместе с дверью рассыпятся прахом, или не заметит, потому что с лёгкостью сокрушит любую подпорку, даже не заметив, что она была?

Разумеется, ты тут же отвлёк моё внимание от несомненно философского вопроса низменными прикосновениями плоти к плоти. Проще говоря, начал меня лапать. И я как обычно, научившись этому уже целую вечность назад, задохнулся от ощущений.

Хм. Хорошо все-таки, что я успел подготовиться…

…………………………………..

Мне нравится наблюдать за тобой. Всегда нравилось, что бы ты не делал. Подавал ли вино, забирал из моих рук плащ или сидел перед компьютером.

А тебе идет сидеть за компьютерным столом. Чуть подавшись вперед, навстречу монитору, и длинные гибкие пальцы бегают по клавишам. Твое бледное лицо заливает мертвенно-белый свет экрана, отчего оно кажется совсем призрачным и удивительно красивым. В такие минуты ты не здесь, ты там, внутри, в сети, словно сам становишься волной, несущей информацию, на лице азарт, а золотые глаза хищно светятся.

А сейчас ты на удивление беззащитен в этой своей вызывающе-защитной манере, говорить со мной и пинать дверь в душ, где я смываю с себя усталость длинного дня.

Тебя удивляет, что я здесь, не так ли, Катце? Тебя удивляет это и даже более. Изумляет, пугает, возбуждает.

А самое главное, ты так давно ищешь ответ, почему. Почему  я пришел к тебе в первый раз, почему прихожу сейчас? Почему я с тобой, а ты мой… любовник.

Ответ прост. Прост настолько, что ты никогда до него не додумаешься, как не додумается Рауль или Юпитер.

Ты возбуждаешь меня.

Застав тебя, взламывающим сервер Юпитер, я понял, что ты далеко не так прост, как хочешь казаться. Ты удивил меня. Привлек мое внимание. Я заинтересовался.

Но еще больше я заинтересовался тем, что испытывал в тот момент, когда обнаружил тебя перед компьютером. И на твоем лице было не чувство вины, а лишь досада, что тебя поймали.

Я испытал возбуждение. Чистое, острое и такое сильное, что у меня кололо кончики пальцев.

-           Не думал, что простая мебель способна на такое, - холодно обронил я, пристально глядя на твое чуть смущенное, раздосадованное и почти невозмутимое лицо.

-           Так я и не простая, - хмыкнул ты, - я элитная.

Мой хлыст опустился вниз, раздирая тебе щеку, но даже это не заставило тебя опустить голову, ты лишь встал на колено. Или упал от боли, потеряв равновесие. Что ближе к верному ответу, а?

-           Я могу пощадить тебя, если увижу, что ты достоин пощады, - протянул я, и ты, наконец, потупил взгляд, может быть потому, что увидел в моих глазах то, о чем я имел еще только смутное представление?

А сейчас я смотрю на тебя, сидящего на краю кровати и недовольно кутающегося в халат и понимаю одно. Я хотел этого. Хотел видеть тебя вот так, рядом с собой. Хотел слышать твои извечные язвизмы и знать, что ты принадлежишь мне.  И сейчас более чем когда-либо.

Я протягиваю руку, чтобы провести пальцами по твоей груди, стягивая халат с плеч, и прижимаюсь губами к впадинке на ключице.

Твое тихое почти беспомощное «ааах», я знаю давно. И каждый раз оно вызывает ощущение горячего комка в груди, которое медленно и неудержимо стекает в пах.

Твои глаза еще мгновение широко распахнуты, потом ты закрываешь их и откидываешь голову назад, подаваясь мне навстречу. Я удовлетворенно улыбаюсь и опрокидываю тебя на кровать.

-------------------------------------

В тот момент, когда ты толкаешь меня на спину, меня на мгновение охватывает прежний гнев, и хочется извернуться, высвобождаясь. Потому что каждый раз я не знаю, что ты будешь делать. Вернее, процесс как правило один, но КАК ты его будешь делать – я не знаю.

А я так не люблю не контролировать ситуацию.

Мне до сих пор слишком памятны наши первые, не слишком добровольные встречи. Мне приходилось терпеть, и я втайне недоумевал, как пэты всё это выносят, ты наслаждался… а может и нет – слишком насмешливо-холодным было твоё лицо.

Не знаю, в которую встречу мне стало всё это нравится. Вернее, я научился наслаждаться ощущениями твоих рук, скользящих по мне. Возможно, ты изначально пытался научить меня, тихо досадуя, что я сам не умею, и приходится пользоваться неопытной вещью. Я не знаю.

Несмотря на всё наше время, ты не открылся мне больше, чем я и до этого углядел. И я продолжал не понимать, зачем тебе всё это понадобилось, и почему ты меня учишь.

Но встречи наши расписаны как плотный график Консула. Я знаю каждый пункт, но не всегда угадываю по времени.

Часть первая, вступительная – властный стук в дверь, холодное приветствие, крестовый поход в душ с непременным «подготовь себя» по пути. Моё неизменное раздражение на эту фразу и твоё холодное лицо. Привычное ощущение, что ты пришёл ко мне как к шлюхе, и вода, льющаяся в душе.

Часть вторая, нудная – ты полощешься в душе или спишь там, я сижу на расправленной постели, завернувшись в халат, и с отвращение ощущаю, как скользко и мокро от смазки. Хочется пойти вымыться и забыть всё на свете, когда раздражение нарастает, я начинаю курить, глядя на дверь. И снова почти с благоговением думаю, что ты пришёл. Ты. Пришёл. Ко мне.

И иногда мне даже хочется пристрелить себя за это восхищение.

Затем часть третья, ради которой и затевался весь этот фарс – его величество выплывает из душа и вкушает секс. Неважно, быстро и нетерпеливо или медленно и властно – это пиршество ощущений.

Оно, как правило, завершается частью четвёртой – господин первый консул встаёт, с удовлетворением собственника глядя на закурившего меня, одевается и уходит.

Я слышу звук включившегося на закрытой двери замка, и думаю, что для полноты картины не хватает денег на подушке.

Мне пусто.

Даже если было хорошо, даже если всё было относительно хорошо, не только секс.

Внутри меня пустошь, выжженная пеплом выкуренных после твоего ухода сигарет. Опустошённая твоим приходом и моим подчинением.

Каждый раз хочется что-нибудь швырнуть в дверь.

Но я этого не делаю.

…………………………………..

Я не знаю, что нравится мне больше, смотреть на твое раздраженное и недовольное лицо «до» и «после» или твое поведение в «процессе»,  когда я могу чувствовать, как напрягаются твои руки на моей спине, не зная, разрешу ли я коснуться себя, а потом твои пальцы отчаянно вцепляются в мои плечи, иногда почти царапая кожу, и ты подаешься мне навстречу, закрыв глаза и откинув голову назад. Твои губы разомкнуты, пропуская тяжелое дыхание и едва слышные стоны, ты ведь не позволяешь себе большего, ты не позволяешь себе кричать и стонать в полный голос. Хотя хочется. Да, Катце? Очень хочется. Но ты не позволяешь себе. Ты просто не позволяешь себе показать это мне. Мой фурнитур. Мой экзотичный необычный фурнитур. Мой. И это единственное, что тебе полагается знать.

Ты роскошен, Катце. Мне нравится твое несопротивляющееся сопротивление. Глядя на тебя я понимаю, что мне вообще нравится сопротивление. Особенно вот такое.

Я поднимаюсь с кровати через минуту после того, как все закончено. Теперь я еду домой. Мне надо еще немного поработать перед сном. Завтра у меня важная встреча с федералами.

Я чувствую твой мрачный взгляд в спину. Мрачный и словно чего-то ожидающий. Ты хочешь что-то сказать мне, Катце? Может быть о чем-то попросить?

-           В чем дело? – оборачиваюсь я в пороге, - возникли проблемы?

-           Нет, - спокойно цедишь ты, - все просто великолепно.

Я пожимаю плечами.

-           В таком случае, спокойной ночи, Катце, - и я закрываю за собой дверь, окунаясь в холод ночного Цереса.

Но твой взгляд по-прежнему сверлит мне спину.

Что с тобой, Катце? Ты становишься все более открытым мне в постели, и все более мрачным в жизни.

Впрочем, я не собираюсь разбираться в твоем душевном состоянии. Это прерогатива Рауля. Меня вполне устраивает мысль, что ты мой.

Но вот тебя она, похоже, не устраивает.

Жаль, мой дорогой фурнитур. Очень жаль.

Лучше тебе просто смириться с тем, что ты мой. И научиться с этим жить.

Так будет лучше для нас обоих.

………………………………

Позволив себе маленькую месть-глупость-расхлябанность-слабость-трусость (что-то из этого, не могу решить, как всё-таки это назвать), я уехал на пару дней на Уокас решать маленькие проблемы, пока они не выросли в разборки. Это было не так уж обязательно и могло ждать сколько угодно, другое дело, что позже пришлось бы дольше возиться.

Правда в том, что мне отчаянно хотелось избежать ненавистно-притягательных встреч, избежать столкновения со всепобеждающей харизмой Ясона и его неостановимым, уверенным напором, хоть на пару дней лишиться затаскано-привычных встреч по графику. Тело тосковало и возмущалось, в груди щемила тоска, и мне хотелось курить, пока кроме пепла ничего не останется.

Вместо этого я час за часом решал проблемы, и вернулся к вечеру третьего дня, с лёгким ощущением злорадного веселья представляя, как господин Первый Консул целовался с моей дверью в моё отсутствие. Почти наверняка теперь он появится неизвестно когда… Ну и пусть. Сквозь поднявшееся за лёгкими отчаяние, я хмыкнул сквозь зубы, что так лучше. Веду себя как последний дебил – блонди обращается со мной как со шлюхой, а я не только не прекращаю этого, но и с восхищением смотрю на дверь ванной, пока он моется перед сексом. Идиот.

Впереди было как минимум двенадцать свободных часов, чтобы выспаться – на Уокасе мне было очень не до того. И спать вроде хотелось – глаза ненавязчиво щипало, ломило кости от усталости, кожа ощущалась как под слоем пыли. Но я был в том сером отчаянии, когда хочется ломать себя дальше, гнать себя как скаковую лошадь, пока не свалишься в кровавой пене, и испытываешь  от саморазрушения лишь ехидное злорадство. Поэтому вместо того, чтобы плюхнуться в кровать и накрыть голову подушкой, я устроился на диване с сигаретой и бутылкой джаги над документами. От усталости и собственного бессилия меня охватило мрачное веселье, и с документами я разделался без труда, но лучше бы никому не знать, что я при этом высказывал.

Я был пьян от усталости, алкоголь лишь маячил на периферии, не слишком меняя положение вещей.

Мне показалось, был уже почти час ночи, когда в дверь привычно властно постучали. Это было весело. Потому что нереально.

Я зло рассмеялся и пошёл открывать.

Кто бы это ни был, зря он пришёл сегодня и сейчас.

,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,

Тебя не было несколько дней. Разумеется, я об этом знаю, Катце. Я знаю где ты, чем занимаешься и на сколько улетел.

Я даже знаю, почему ты это сделал.

Я раздражаю тебя, свожу с ума, и ты до отчаяния хотел бы задушить меня… или прижаться ко мне покрепче.

Проблема заключается в том, Катце, что ты хочешь от меня большего. Гораздо большего, чем получаешь.

Но увы…

Ты открываешь дверь. Ты зол и от тебя пахнет алкоголем.

-           Ясон? – делано удивляешься ты, - ну надо же, какие люди. Никак, донесли, что я вернулся.

Я прохожу в квартиру, чуть отодвигая тебя в сторону. Привычно скидываю тунику.

-           Добрый вечер, Катце, - здороваюсь я, понимая, что ничего этой ночью не будет как раньше.

-           Добрый? Вечер? Ты гонишь, Ясон. Уже ночь, и доброй ее не назовешь даже при желании! Вообще-то он был очень даже ничего, пока не приперся ты! Знаешь что, Ясон! Давно хотел тебе сказать – меня изрядно подзадолбали твои визиты! Давай ты отъе…ся от меня и найдешь себе новую игрушку!

Я смотрю на тебя ничего не выражающим взглядом, но ты распален, ожесточен и, кажется, совсем не хочешь остановиться.

Пожалуй, таким ты нравишься мне еще больше.

Я улыбаюсь. И ты едва не шарахаешься от моей улыбки. Ты явно ожидал совсем другого.

-           Подготовь себя, - бросаю я, и отправляюсь в ванную.

Горячая вода как обычно снимает усталость.

… И что-то еще. А ведь я скучал по тебе, Катце.

А сейчас мне спокойно. Я знаю, там, за дверью, ты бесишься, рвешь и метаешь, думаешь, чем бы потяжелей запустить в дверь. Потом ты гордо сядешь на диван и закуришь, даже не подумав выполнить мое распоряжение.

Я знаю это, Катце.

Ты встретишь меня оскорблено-вызывающим взглядом и процедишь что-нибудь язвительное.

Я знаю это.

Но это не важно, Катце. Не важно. Потому что там, за дверью, ты ждешь меня и радуешься, что я пришел. Так же сильно, как злишься от этого.

Я улыбаюсь и едва не сдерживаюсь, чтобы начать напевать что-нибудь. Я улыбаюсь и смываю пену. Еще немного, и я выйду к тебе.

Я улыбаюсь.

Потому что я знаю то, что еще не известно тебе.

Сегодня все будет по-другому.

…………………..

Я с ненавистью и изумлением смотрю на закрытую дверь ванной. Меня проигнорировали. Как обычно. Неважно, что я делаю и говорю, важно лишь то, чего желает господин Ясон Минк.

Как меня это достало!

Даже осознавая бессмысленность и бесполезность собственных поступков, я в ярости бегаю по комнате, хватаю всё, что подвернётся под руку и бросаю в дверь. В. Чёртову. Закрытую. Дверь.

Закрытую, как твоё лицо. Как твои глаза. Как ты сам.

Что бы я ни делал – ты закрыт.

Я не знаю, почему мне это так важно. Наверное потому, что счастливей всего я был в те редкие мгновения, когда мне отчего-то мерещилось, что я тебе хоть сколько-то важен и нужен. Наверное потому, что я чувствовал себя личностью, когда ты вдруг позволял себе казалось бы открытую улыбку.

Наверное потому, что я просто влюблённый кретин. Невзирая на очевидное неравенство я мечтаю о партнёрстве, хотя изначально это невозможно.

Я кричу об этом в дверь, потому что всё это не держится больше во мне, выкипает яростной пеной, но кроме двери никто это и не слушает. Никому не интересно. В том числе мне и двери.

Выплюнув все слова, я понимаю, что всё же не уйду, красиво хлопнув дверью. Я не могу.

Не могу.

За это я ненавижу себя больше всего.

Сил нет даже закурить, настолько тяжеловесная усталость вдруг валится на плечи. Я ссутуливаюсь и склоняюсь к коленям посреди разрушенной мной самим квартиры. Посреди своей разрушенной жизни. Без будущего. С больным прошлым. С сизо-тоскливым настоящим, где я для тебя всегда только предмет.

Это не ненависть, Ясон.

Это просто усталость.

Я не могу ненавидеть тебя, но и любить устал.

Упираясь лбом в колени, я думаю, что стало бы легче, сумей я расплакаться как монгрел или пэт. Стало бы легче – наверняка. Но глаза сухие, как пустыня в самый жаркий день, и я сух не меньше.

Лучше бы ты никогда не появлялся в моей жизни, Ясон…

……………………………………

Ты сидишь, уткнув лицо в колени посреди комнаты, и твои плечи странно дрожат.

Нет, ты не плачешь. В этом я уверен. Но что-то не так.

-           Катце, - зову я, и с удивлением обнаруживаю, что мой голос взволнован.

С чего бы это?

Ты даже не шевелишься, продолжая сидеть, не глядя на меня.

Я подхожу ближе, сажусь на край кровати.

-           Подними голову, - приказываю я.

Никакой реакции.

Я запускаю руку в твои волосы и резко дергаю голову назад.

В янтарных глазах только усталость. Губы кривятся в безразличной и обреченной усмешке.

-           И что? – твой голос тих, - что дальше?

-           Посмотри на меня, - бросаю я.

Ты переводишь взгляд на меня.

У тебя погасшие глаза, Катце.

-           В чем дело? – спрашиваю я.

Твоя усмешка становится сильней.

-           А какая разница? – ты дергаешь уголком губ, - тебе разве не все равно? Я устал от тебя, Ясон.

Моя рука ослабляет захват и я отпускаю тебя. Только для того, чтобы поднять и поставить на ноги. Мои руки стаскивают с тебя одежду. В другое время ты, вне сомнений, отпустил бы комментарии на тему самостоятельности блонди. Но сейчас ты стоишь словно кукла. Сломанная кукла. Моя сломанная кукла.

Я опрокидываю тебя на кровать. Ты даже не дергаешься.

-           Катце, - зову я.

Твои глаза смотрят безразлично. Прямо куда-то вглубь.

-           Делай, что хочешь, Ясон, - выдыхаешь ты, - только делай это быстрей, не трать мое время, пожалуйста.

Я улыбаюсь. Тебе.

И делаю…

……………………………….         

Поначалу я не заметил ничего особенного. Ну, как обычно – повалил на кровать. Ну, как обычно – перекатил, устраивая на себе сверху. Такое иногда бывало. Я смотрел в стенку и ни о чём не думал, пока вдруг не понял, что обычного продолжения за обычным началом не следует. Ты только держишь меня в объятьях, ничего больше.

Странно.

Эта странность даже заставляет меня поднять голову, чтобы обнаружить… что ты спишь.

Немая сцена.

Ты спишь, мирно вдыхая и выдыхая, спокойное лицо, тёплые руки на моей спине не дают отстраниться. Как будто так и надо. Как будто ты просто пришёл выспаться.

 Я привычно прикидываю, что могло произойти, но усталость и раздражение обрывают эти попытки.

Я ждал… не знаю, может раздражённого наказания, какое иногда следовало за мои слишком едкие замечания. Или что всё будет как обычно, только сжимать меня будут больней, и потом останутся синяки. А вместо этого…

Всего месяц назад я бы замер, неуверенный, не мерещится ли мне этот намёк не на пустой секс, но на… любовь? Во сне мы все беззащитны, спать в чьей-то постели что-то вроде признания доверия.

Но теперь…

После разговора я ждал боли и наказания, а не награды. Какая уж тут радость – мне жить не хотелось от всех этих стратегических ходов.

Ты благостно вздохнул во сне и притянул меня ближе.

Давно мне не было так тошно от твоих рук.

Но я устал.

Устал.

-           Какая разница, - пробормотал я себе, опуская голову тебе на плечо, - Не всё ли равно?

Твоё плечо было тёплым, дыхание путалось в моих волосах. Я закрыл глаза и согласился сам с собой – какая разница. Не всё ли равно?